Тут я сделаю небольшое отступление и сообщу вам, что сильно ошибаются те, которые думают, что дельтапланеристы летают на дельтапланах. Я тоже так думал и тоже ошибался. На самом же деле оказалось, что дельтапланеристы летают на “аппаратах”. А дельтапланами эти аппараты называют только прапорщики из ДОСААФа и прочие темные люди. Ну, и поскольку мы с вами уже дошли до того, что пьем чай с пилотами на Горе, то в дальнейшем будем называть аппарат именно аппаратом, а дельтаплан оставим для особых протокольных случаев.
Наконец один из пилотов задумчиво, как бы про себя, произнес:
– Пойти хоть поучить молодых аппарат собирать что ли?..
Эти слова вызвали у всех взрыв энтузиазма.
– О! Точно! Снесем аппарат вниз, и пусть там колупаются!
Я тогда еще не знал, что такое собирать аппарат на морозном ветру голыми руками, но инстинктивно пожалел себя.
Точку в колебаниях поставил РП:
– Только не летать! – крикнул он и уселся пить чай.
Эти слова решили нашу судьбу. Сопровождаемые плотоядными шутками, окруженные толпой людей, привыкших к лошадиным дозам адреналина, мы, трое новичков, вышли из уютного сарая и поперли длинный сверток с торчащими из него концами тросов и труб, в сторону Учебки. Снег лепил глаза. Обледенелая земля делала наши шаги неверными. Дышать было трудно – ветер вырывал воздух из легких как из трубки Пито. Предчувствие чего-то неизвестного и совершенно необычного заполняло грудь металлическим холодом…
Учебка действительно оказалась более приятным местом, чем крутой обрыв основной Горы. Здесь овраг образовывал как бы залив, в котором выдавался вперед язычок, крутизна которого была не более, примерно, градусов 35-38. Но мы до этого пологого язычка не дошли. Злые дельтапланеристы просто показали пальцем вниз в том месте где мы вышли на гребень Горы-оврага и мы пошли вниз по самой круче. Правда, прошли мы всего шага три-четыре. Дальше все дружно поскользнулись на обледенелом склоне и быстро спустились вниз на задницах. Аппарат при этом не пострадал. Радостные энтузиасты-инструкторы проделали тот же путь почти также, но с более счастливыми лицами – все-таки мы упали первыми и первый раз. Таким образом, мы оказались на покрытой снегом и льдом узкой полосе земли между крутым склоном Горы-оврага и болотом, устилавшим дно долины. Ветер здесь был потише. Но все равно это был сильный ветер с температурой воздуха градусов пять ниже нуля. Положив аппарат на землю, мы притихли. Наступал Момент, и все это понимали. Даже Васька притушил свой энтузиазм.
Вперед вышел доброволец-инструктор, пилот из нашего клуба по имени Толя и сказал:
– Ну-у, голуби мои сизокрылые, для начала поучимся собирать и разбирать аппарат. Перчаточки снимаем и приступаем.
И мы приступили. Развязав штук пятнадцать всяческих веревочек и тесемочек, мы увидели на земле дюралевые трубы и пластиковые трубочки, какую-то латанную-перелатанную болоньевую ткань, массу спутанных тросов, железок и болтов. Как из этого можно создать нечто летающее было совершенно непонятно. К счастью, нашего понимания и не требовалось. Толя тыкал пальчиком в перчатках в какую-нибудь штуковину, и мы голыми руками на холодном ветру брали ее и делали, что нам Толя говорил. Через минут тридцать мы собрали нечто очень печальное… Оно стояло и шумно трепыхало на ветру. Если бы это был автомобиль, то его непременно назвали бы ’’Антилопа Гну’’. Но это был не автомобиль, хотя у него и были два колеса от детского самоката. Если бы это было нечто водоплавающее, то оно бы называлось чем-нибудь вроде ’’Каракатицы”. Но это был дельтаплан! Простите, аппарат. И как оно могло называться – было совершенно непредставимо.
Надо сказать, что пилоты – народ не лишённый некоторого романтизма и любят давать своим аппаратам ласковые и нежные имена. У нашего аппарата наверняка тоже когда-то было такое имя, но по прошествии многих лет его жизни, а для аппарата это почти века, первоначальное его имя забылось. Вместо этого у него появилось несколько прозвищ. Так что на горе его называли: Утюг, Луноход или Рогалет. И все эти имена, перемежаемые добрыми, но достаточно ехидными, шутками полетели на нас со всех сторон. Но нам уже было не до них. Мы отогревали окоченелые и израненные руки и с недоверчивым подозрением глядели на Это.
Не доверять и подозревать было отчего. Деревянная телега по сравнению с Этим выглядела бы верхом изящества и технического совершенства. Всю конструкцию аппарата можно описать исходя из знаний геометрии за шестой класс – от носа аппарата исходят три луча-трубы, образуя угол примерно в девяносто градусов, разделенный биссектрисой, которая называлась килевой трубой. Боковые трубы назывались консолями. Поперек этих трех труб крепилась еще одна поперечная труба. Таким образом, конструкция приобретала жесткость. Место пересечения килевой и поперечины называлось центральным узлом. Сверху к этому узлу крепилась мачта с тросами для растяжек, а снизу в узел упирался треугольник, который мудрые дельтапланеристы называли трапецией. И, наконец, между консолями и поперечиной, как перепонки на гусиных лапках, был натянут парус из болоньи. Вернее, парус был натянут на трубы, а между трубами ними он был прослаблен и громко хлопал на ветру.
